шмелей лениво обсуждать.
170
Не зря люблю я дев беспечных,
их речь ясна и необманчива,
ключи секретов их сердечных
бренчат зазывно и заманчиво.
171
Погрязши в низких наслаждениях,
их аналитик и рапсод,
я достигал в моих падениях
весьма заоблачных высот.
172
Из наук, несомненно благих
для юнцов и для старцев согбенных,
безусловно полезней других
география зон эрогенных.
173
Возможно, я не прав в моём суждении,
но истина мне вовсе не кумир:
уверен я, что скрыта в наслаждении
энергия, питающая мир.
174
Я женских слов люблю родник
и женских мыслей хороводы,
поскольку мы умны от книг,
а бабы – прямо от природы.
175
Живя в огромном планетарии,
где звёзд роскошное вращение,
бурчал я часто комментарии,
что слишком ярко освещение.
176
Без вакханалий, безобразий
и не в урон друзьям-товарищам
мои цветы не сохли в вазе,
а раздавались всем желающим.
177
Во мне избыток был огня,
об этом знала вся округа,
огонь мой даже без меня
ходил по бабам в виде друга.
178
Всем дамам нужен макияж
для торжества над мужиками:
мужчина, впавший в охуяж,
берётся голыми руками.
179
Плывет когда любовное везение,
то надо торопиться с наслаждением,
чтоб совести угрюмой угрызение
удачу не спугнуло пробуждением.
180
Душа моя безоблачно чиста,
в любовные спеша капканы лезть,
поскольку всё на свете неспроста,
и случай – это свыше знак и весть.
181
Не знаю слаще я мороки
среди морок житейских прочих,
чем брать любовные уроки
у дам, к учительству охочих.
182
Пока я сплю, не спит мой друг,
уходит он к одной пастушке,
чтоб навестить пастушкин луг,
покуда спят её подружки.
183
Соблазнам не умея возражать,
я всё же твёрдой линии держусь:
греха мне всё равно не избежать,
так я им заодно и наслажусь.
184
Сливаясь в будуарах и альковах
в объятиях, по скорости военных,
мы знали дам умелых и толковых,
но мало было дам самозабвенных.
185
Являют умственную прыть
пускай мужчины-балагуры,
а бабе ум полезней скрыть —
он отвлекает от фигуры.
186
Я близок был с одной вдовой,
в любви достигшей совершенства,
и будь супруг её живой,
он дал бы дуба от блаженства.
187
Даму обольстить немудрено,
даме очень лестно обольщение,
даму опьяняет, как вино,
дамой этой наше восхищение.
188
Весна полна тоски томительной,
по крови бродит дух лесной,
и от любви неосмотрительной
влетают ласточки весной.
189
У любви не бывает обмана,
ибо искренна страсть, как дыхание,
и божественно пламя романа,
и угрюмо его затухание.
190
Хоть не был я возвышенной натурой,
но духа своего не укрощал
и девушек, ушибленных культурой,
к живой и свежей жизни обращал.
191
Я не бежал от искушений
в тоску сомнений идиотских,
восторг духовных отношений
ничуть не портит радость плотских.
192
Одна воздержанная дама
весьма сухого поведения
детей хотела так упрямо,
что родила от сновидения.
193
Любой альков и будуар,
имея тайны и секреты,
приносит в наш репертуар
иные па и пируэты.
194
Те дамы не просто сидят —
умыты, завиты, наряжены, —
а внутренним взором глядят
в чужие замочные скважины.
195
Когда земля однажды треснула,
сошлись в тот вечер Оля с Витей;
бывает польза интересная
от незначительных событий.
196
Бросает лампа нежный свет
на женских блуз узор,
и фантики чужих конфет
ласкают чуткий взор.
197
Увидев девку, малой толики
не ощущаю я стыда,
что много прежде мысли —
стоит ли? —
я твёрдо чувствую, что да.
198
Важна любовь, а так ли, сяк ли
хорош любой любовный танец;
покуда силы не иссякли,
я сам изрядный лесбиянец.
199
Целебен утешения бальзам:
ловил себя на мысли я не раз,
что женщины отказывают нам,
жалея об отказе больше нас.
200
Сперва свирепое влечение
пронзает всё существование,
потом приходит облегчение
и наступает остывание.
201
Время лижет наши раны
и выносит вон за скобки
и печальные романы,
и случайные поёбки.
202
Любил я сесть в чужие сани,
когда гулякой был отпетым;
они всегда следили сами,
чтобы ямщик не знал об этом.
203
Легко мужчинами владея,
их так умела привечать,
что эллина от иудея
не поспевала отличать.
204
Хватает на бутыль и на еду,
но нету на оплату нежных дам,
и если я какую в долг найду,
то честно с первой пенсии отдам.
205
К любви не надо торопиться,
она сама придёт к вам, детки,
любовь нечаянна, как птица,
на папу капнувшая с ветки.
206
Милый спать со мной не хочет,
а в тетрадку ночь и день
самодеятельно строчит
поебень и хуетень.
207
Хвала и слава лилиям и розам,
я век мой пережил под их наркозом.
208
Весьма заботясь о контрасте
и относясь к нему с почтением,
перемежал я пламя страсти
раздумьем, выпивкой и чтением.
209
Нет сомнения в пользе страданий:
вихри мыслей и чувства накал,
только я из любовных свиданий
больше пользы всегда извлекал.
210
В тихой смиреннице каждой,
в робкой застенчивой лапушке
могут проснуться однажды
блядские гены прабабушки.
211
По материалам thelib.ru
поскольку маршальские жезлы
не в рюкзаках у нас, а в брюках. 
Не раз и я, в объятьях дев
легко входя во вдохновение,
от наслажденья обалдев,
остановить хотел мгновение.
А возгораясь по ошибке,
я погасал быстрее спички:
то были постные те рыбки,
то слишком шустрые те птички.
Я никак не пойму, отчего
так я к женщинам пагубно слаб;
может быть, из ребра моего
было сделано несколько баб?
Душа смиряет в теле смуты,
бродя подобно пастуху,
а в наши лучшие минуты
душа находится в паху.
Мы когда крутили шуры-муры
с девками такого же запала,
в ужасе шарахались амуры,
луки оставляя где попало.
Пока я сплю, не спит мой друг,
уходит он к одной пастушке,
чтоб навестить пастушкин луг,
покуда спят ее подружки.
Всегда ланиты, перси и уста
описывали страстные поэты,
но столь же восхитительны места,
которые доселе не воспеты.
Из наук, несомненно благих
для юнцов и для старцев согбенных
безусловно полезней других
география зон эрогенных.
Достану чистые трусы,
надену свежую рубашку,
приглажу щеточкой усы
и навещу свою милашку.
Погрязши в низких наслаждениях,
их аналитик и рапсод,
я достигал в моих падениях
весьма заоблачных высот.
Вот идеал моей идиллии:
вкусивши хмеля благодать
и лежа возле нежной лилии,
шмелей лениво обсуждать.
Я женских слов люблю родник
и женских мыслей хороводы,
поскольку мы умны от книг,
а бабы — прямо от природы.
Без вакханалий, безобразий
и не в урон друзьям-товарищам
мои цветы не сохли в вазе,
а раздавались всем желающим.
Всем дамам нужен макияж
для торжества над мужиками:
мужчина, впавший в охуяж,
берется голыми руками.
Я близок был с одной вдовой,
в любви достигшей совершенства,
и будь супруг ее живой,
он дал бы дуба от блаженства.
Не знаю слаще я мороки
среди морок житейских прочих,
чем брать любовные уроки у дам,
к учительству охочих.
Являют умственную прыть
пускай мужчины-балагуры,
а бабе ум полезней скрыть —
он отвлекает от фигуры.
Даму обольстить не мудрено,
даме очень лестно обольщение,
даму опьяняет, как вино,
дамой этой наше восхищение.
Соблазнам не умея возражать,
я все же твердой линии держусь:
греха мне все равно не избежать,
так я им заодно и наслажусь.
Хоть не был я возвышенной натурой,
но духа своего не укрощал
и девушек, ушибленных культурой,
к живой и свежей жизни обращал.
Одна воздержанная дама
весьма сухого поведения
детей хотела так упрямо,
что родила от сновидения.
Любой альков и будуар,
имея тайны и секреты,
приносит в наш репертуар
иные па и пируэты.
Те дамы не просто сидят —
умыты, завиты, наряжены, —
а внутренним взором глядят
в чужие замочные скважины.
Когда земля однажды треснула,
сошлись в тот вечер Оля с Витей;
бывает польза интересная
от незначительных событий.
Бросает лампа нежный свет
на женских блуз узор,
и фантики чужих конфет
ласкают чуткий взор.
У видев девку, малой толики
не ощущаю я стыда,
что много прежде мысли — стоит ли? —
я твердо чувствую, что да.
Важна любовь, а так ли, сяк ли —
хорош любой любовный танец;
покуда силы не иссякли,
я сам изрядный лесбиянец.
Любил я сесть в чужие сани,
когда гулякой был отпетым;
они всегда следили сами,
чтобы ямщик не знал об этом.
Легко мужчинами владея,
их так умела привечать,
что эллина от иудея
не поспевала отличать.
Хватает на бутыль и на еду,
но нету на оплату нежных дам,
и если я какую в долг найду,
то честно с первой пенсии отдам.
Хвала и слава лилиям и розам,
я век мой пережил под их наркозом.
К любви не надо торопиться,
она сама придет к вам, детки,
любовь нечаянна, как птица,
на папу капнувшая с ветки.
Милый спать со мной не хочет,
а в тетрадку ночь и день
самодеятельно строчит
поебень и хуетень.
Весьма заботясь о контрасте
и относясь к нему с почтением,
перемежал я пламя страсти
раздумьем, выпивкой и чтением.
В тихой смиреннице каждой,
в робкой застенчивой лапушке
могут проснуться однажды
блядские гены прабабушки.
Бес любит юных дам подзуживать
упасть во грех, и те во мраке
вдруг начинают обнаруживать
везде фаллические знаки.
Когда Господь, весы колебля,
куда что класть негромко скажет,
уверен я, что наша ебля
на чашу праведности ляжет.
С возрастом острей мужицкий глаз,
жарче и сочней души котлета,
ибо ранней осенью у нас,
как у всей природы — бабье лето.
Ромашки, незабудки и гортензии
различного строенья и окраски
усиливают с возрастом претензии
на наши садоводческие ласки.
Это грешно звучит и печально,
но решил я давно для себя:
лучше трахнуть кого-то случайно,
чем не мочь это делать, любя.
3а повадку не сдаваться
и держать лицо при этом
дамы любят покрываться
королем, а не валетом.
Я красоту в житейской хляби
ловлю глазами почитателя:
беременность в хорошей бабе
видна задолго до зачатия.
А жалко, что незыблема граница,
положенная силам и годам,
я б мог еще помочь осуществиться
мечте довольно многих юных дам.
Мы судим о деве снаружи —
по стану, лицу и сноровке,
но в самой из них неуклюжей
не дремлет капкан мужеловки.
Да, в небесах заключается брак,
там есть у многих таинственный враг.
Бог чувствует, наверно, боль и грусть,
когда мы в суете настолько тонем,
что женщину ласкаем наизусть,
о чем-то размышляя постороннем.
Мне кажется, былые потаскушки,
знававшие катанье на гнедых,
в года, когда они уже старушки,
с надменностью глядят на молодых.
Творца, живущего вдали,
хотел бы я предупредить:
мы стольких дам недоебли,
что смерти стоит погодить.
Я в разных почвах семя сеял:
духовной, плотской, днем и ночью,
но, став по старости рассеян,
я начал часто путать почву.
Я прежний сохранил в себе задор,
хотя уже в нем нет былого смысла,
поэтому я с некоторых пор
подмигиваю девкам бескорыстно.
С годами стали круче лестницы
и резко слепнет женский глаз:
когда-то зоркие прелестницы
теперь в упор не видят нас.
А бывает, что в сумрак осенний
в тучах луч означается хрупкий,
и живительный ветер весенний
задувает в сердца и под юбки.
Что к живописи слеп, а к музыке я глух —
уже невосполнимая утрата,
зато я знаю несколько старух
с отменными фигурами когда-то.
Логической мысли забавная нить
столетия вьется повсюду:
поскольку мужчина не может родить,
то женщина моет посуду.
Зря вы мнетесь, девушки,
грех меня беречь,
есть еще у дедушки
чем кого развлечь.
Зря жены квохчут оголтело,
что мы у девок спим в истоме,
у нас блаженствует лишь тело,
а разум — думает о доме.
Ты жуткий зануда, дружок,
но я на тебя не в обиде,
кусая тайком пирожок,
какого ты сроду не видел.
Внутри семейного узла
в период ссор и междометий
всегда легко найти козла,
который в этой паре третий.
Настолько в детях мало толка,
что я, признаться, даже рад,
что больше копий не нащелкал
мой множительный аппарат.
Куда ни дернешься — повсюду
в туман забот погружена,
лаская взорами посуду,
вокруг тебя сидит жена.
Глаз людской куда ни глянет,
сохнут бабы от тоски,
что любовь мужская вянет
и теряет лепестки.
Послушно соглашаюсь я с женой,
хотя я совершенно не уверен, что конь,
пускай изрядно пожилой,
уже обязан тихим быть, как мерин.
Когда у нас рассудок, дух и честь
находятся в согласии и мире,
еще у двоеженца радость есть от мысли,
что не три и не четыре.
Да, я бывал и груб и зол,
однако помяну,
что я за целый век извел
всего одну жену.
По материалам makiyazhglaz.com
Чтобы блистал души кристал
Огнём и драмой
Беседу я предпочитал
С одетой дамой
Поскольку женщина нагая
Уже другая
***
У той — глаза, у этой — дивный стан
А та знаток любовной позы
И тихо прошептал старик Натан
Как хороши, как свежи были розы
Когда к нам дама на кровать
Сама сягает в чём придётся
Нам не дано предугадать
Во что нам это обойдётся
Я знания собрал из ветхих книг
Поэтому чуть пыльное оно
А в женскую натуру я проник
В часы когда читать уже темно.
Не в силах дама побороть
Ни коньяком, ни папиросами
Свою сентябрьскую плоть
С её апрельскими запросами
В мужчине ум — решающая ценность,
И сила — чтоб играла и кипела,
А в женщине пленяет нас душевность
И многие другие части тела.
Душа болит, свербит и мается,
и глухо в теле канителится,
если никто не покушается
на целомудрие владелицы.
Вон дама вся дымится от затей,
она не ищет выгод или власти,
а просто изливает на людей
запасы невостребованной страсти.
Обманчив женский внешний вид,
поскольку в нежной плоти хрупкой
натура женская таит
единство арфы с мясорубкой.
Когда года, как ловкий вор,
уносят пыл из наших чресел,
в постели с дамой — разговор
нам делается интересен.
Ключ к женщине — восторг и фимиам,
ей больше ничего от нас не надо,
и стоит нам упасть к ее ногам,
как женщина, вздохнув, ложится рядом.
У женщин юбки все короче;
коленных чашечек стриптиз
напоминает ближе к ночи,
что существует весь сервиз.
Трепещет юной девы сердце
над платьев красочными кучами:
во что одеться, чтоб раздеться
как можно счастливей при случае?
Мы дарим женщине цветы,
звезду с небес, круженье бала
и переходим с ней на «ты»,
а после дарим очень мало.
У целомудренных особ
путем таинственных течений
прокисший зря любовный сок
идет в кефир нравоучений.
Блестя глазами сокровенно,
стыдясь вульгарности подруг,
девица ждет любви смиренно,
как муху робко ждет паук.
Я женских слов люблю родник
и женских мыслей хороводы,
поскольку мы умны от книг,
а бабы прямо от природы.
Являют умственную прыть,
пускай мужчины-балагуры,
а даме ум полезней скрыть —
он отвлекает от фигуры.
Когда врагов утешат слухом,
Что я закопан в тесном склепе,
То кто поверит ста старухам,
Что я бывал великолепен?
Кичились майские красотки
надменной грацией своей;
дохнул октябрь — и стали тетки,
тела давно минувших дней.
Всем бабам нужен макияж
Для торжества над мужиками.
Мужчина впавший в охуяж
Берётся голыми руками.
Она была задумчива, бледна
И волосы текли как чёрный шёлк
Со мной она была так холодна
Что я от туда с насморком ушёл
Мужик тугим узлом совьётся
Но если пламя в нём клокочет
Всегда от женщины добьётся
Того что женщина захочет.
Природа тянет нас на ложе,
судьба об этом же хлопочет,
мужик без бабы жить не может,
а баба — может, но не хочет.
С лицом кота, не чуждого сметане,
На дам я устремляю взор
И вычурно текучих очертаний
Вкушаю искусительный узор.
Когда внезапное событие
Заветный замысел клачит,
Нам лишь любовное соитие
Всего надёжней душу лечит.
Логикой жену не победить,
будет лишь кипеть она и злиться;
чтобы бабу переубедить,
надо с ней немедля согласиться.
По материалам kotofey28.livejournal.com
- Автор неизвестен (1211)
- Б (955)
- С (938)
- K (877)
- А (802)
- В (686)
- М (665)
- П (613)
- Л (562)
- Г (542)
- Е (531)
- Д (528)
- Р (442)
- Т (391)
- Ф (262)
- О (258)
- Н (223)
- Ш (215)
- Х (208)
- И (174)
- Ц (172)
- З (164)
- Каталог (163)
- Ч (138)
- Я (113)
- Ю (111)
- У (84)
- Ж (65)
- Э (55)
- Щ (34)
- Ссылки (32)
- Модераторское (2)
«Гарики» для истинных ценителей остроумия 
Четверостишия Игоря Губермана — просто кладезь,
я бы сказала, философского остроумия, мудрости и искрометного юмора.
Конечно, я привожу здесь жалкую толику «Гариков».
В советские времена их переписывали в тетради
и божились прибить каждого, кто рискнет потерять.
Эти мини-шедевры всегда встречаются на ура.
И спросит Бог:
— Никем не ставший,
Зачем ты жил? Что смех твой значит?
— Я утешал рабов уставших, — отвечу я.
И Бог заплачет.
Бывает – проснешься, как птица,
крылатой пружиной на взводе,
и хочется жить и трудиться;
но к завтраку это проходит. 
Дивный возраст маячит вдали –
когда выцветет все, о чем думали,
когда утром ничто не болит,
будет значить, что мы уже умерли.
Вчера я бежал запломбировать зуб,
и смех меня брал на бегу:
всю жизнь я таскаю мой будущий труп
и рьяно его берегу.
Наш разум лишь смехом полощется
от глупости, скверны и пакости,
а смеха лишенное общество
скудеет в клиническом пафосе.
Очень жаль мне мое поколение,
обделенное вольной игрой:
у одних плоскостопо мышление,
у других – на душе геморрой.
Не знаю лучших я затей
среди вселенской тихой грусти,
чем в полусумраке – детей
искать в какой-нибудь капусте.
Как молод я был! Как летал я во сне!
В года эти нету возврата.
Какие способности спали во мне!
Проснулись и смылись куда-то.
Красив, умен, слегка сутул,
набит мировоззрением,
вчера в себя я заглянул
и вышел с омерзением.
За то, что смех во мне преобладает
над разумом средь жизненных баталий,
фортуна меня щедро награждает
обратной стороной своих медалей.
Из нас любой, пока не умер он,
себя слагает по частям
из интеллекта, секса, юмора
и отношения к властям.
Звоните поздней ночью мне, друзья,
не бойтесь помешать и разбудить;
кошмарно близок час, когда нельзя
и некуда нам будет позвонить.
Как сдоба пышет злоба дня,
и нет ее прекрасней;
а, год спустя, глядишь – херня,
притом на постном масле.
Живи и пой. Спешить не надо.
Природный тонок механизм:
любое зло – своим же ядом
свой отравляет организм.
Такая жгла его тоска
и так томился он,
что даже ветры испускал
печальные, как стон.
Стало сердце противно покалывать.
И к ногам привязали по пуду.
Больше пить я не буду, наверное…
Хоть и меньше, конечно, не буду.
Всему ища вину вовне,
Я злился так, что лез из кожи,
А что вина всегда во мне,
Я догадался много позже.
Живя в загадочной отчизне,
Из ночи в день десятки лет
Мы пьем за русский образ жизни,
Где образ есть, а жизни нет.
Когда в семейных шумных сварах
Жена бывает неправа,
Об этом позже в мемуарах
Скорбит прозревшая вдова.
Мы варимся в странном компоте,
Где лгут за глаза и в глаза,
Где каждый в отдельности – против,
А вместе – решительно за.
Не брани меня, подруга,
Отвлекись от суеты,
Все и так едят друг друга,
А меня еще и ты.
Однажды здесь восстал народ
И, став творцом своей судьбы,
Извел под корень всех господ;
Теперь вокруг одни рабы.
Одним дышу, одно пою,
Один горит мне свет в огне –
Что проживаю жизнь свою,
А не навязанную мне.
Повсюду, где забава и забота,
На свете нет страшнее ничего,
Чем цепкая серьезность идиота
И хмурая старательность его.
Смешно, как тужатся мыслители –
То громогласно, то бесшумно —
Забыв, что разум недействителен,
Когда действительность безумна.
Умру за рубежом или в отчизне,
С диагнозом не справятся врачи;
Я умер от злокачественной жизни,
Какую с наслаждением влачил.
Чтоб выжить и прожить на этом свете,
Пока земля не свихнута с оси,
Держи себя на тройственном запрете:
Не бойся, не надейся, не проси.
Я живу – не придумаешь лучше,
Сам себя подпирая плечом,
Сам себе одинокий попутчик,
Сам с собой не согласный ни в чем.
Я клянусь всей горечью и сладостью
Бытия прекрасного и сложного,
Что всегда с готовностью и радостью
Отзовусь на голос невозможного.
По материалам www.liveinternet.ru